После смерти Эйса. ООС персонажей и как предупреждение, автор очень любит Хенкок. Автор не уверен на счет исполнения, но надеется не расстроить заказчика^^"
Она действительно очень страдала. Когда ему нужна была помощь, когда он был потерян и не мог найти в себе силы пережить потерю, она не ничего не смогла сделать. Хенкок просто боялась к нему подойти. Ей было так страшно просто улыбнуться ему, нежно коснуться волос и уверенно сказать: «Все будет хорошо». В конце концов, она боялась самого Луффи и его боли. Его взгляд, походка, привычка сидеть, обхватив колени и голову руками – ее пугало все. Она испуганной птицей бежала от него, стоило ей только услышать его шаги в коридоре. Хенкок впервые испытала необходимость кого-то утешить и поддержать, но оказалось, что она на это просто не способна. Что сказать, что делать – она не знала, и в злости прикусив ноготь на большом пальце, она крушила свою комнату. Из-за своего страха и беспомощности она очень мучилась. Смелости хватало только подложить утром еду у двери его комнаты и всю ночь тревожно дежурить у порога. Она не спала, все ночное время проводя, прислушиваясь к звукам, которые доносились из-под двери. Так она наказывала себя за бездействие. Утром она не выдерживала, и ее веки смыкались всего лишь на пару часов, но за это время Луффи успевал выйти из комнаты и исчезнуть в тени коридоров. Тарелки с мясом оставалась у порога, хотя, не смотря на свою боль, Луффи все равно был внимателен и днем, встретив бледную Хенкок, обязательно говорил спасибо за еду. Когда он исчезал в очередном большом зале, она могла позволить себе несколько незаметных слезинок, которые она тут же жестоко вытирала, стараясь осознать: как он понимал, что еду она готовила лично? Однажды ночью она услышала стоны. Тихие, сквозь стиснутые зубы, и хриплые, будто от слез. Но Хенкок не верила, что Луффи может плакать. Из комнаты раздавались протяжные скрипы кровати, и девушка понимала, что ее любимый стонет и ворочается во сне. Ему плохо даже тогда, когда тело и разум должны отдыхать. Может, он тоже себя так наказывает? За слабость? Не выдержав, она подошла к двери и положила ладонь на холодную ручку. Раздался очередной стон, и девушка невольно вскрикнула, отпрянув. Стало вновь стыдно из-за своего бессилия. Но он же спит. Не будет пугающих глаз и звука голоса. Останется только она и ее любимый, который так нуждается в поддержке. Тихо скрипнула дверь, и хрупкая фигура, обрамленная светом коридорных ламп, неслышимо проскользнула внутрь. Верная змея осталась снаружи. Он и правда метался во сне: одеяло было сбито в ноги, многочисленные подушки лежали на полу, даже простынь была смята. А сам же Луффи тяжело дышал, с хрипом с его губ срывались стоны. Казалось, что боль его душит. Сначала она прикоснулась вспотевшей от волнения ладошкой к его лбу: он был горячим. Убрав с его лица волос, намокший от пота, она села на колени перед кроватью. Просто смотрела на его лицо. Он в очередной раз перевернулся, и его рука сорвалась с постели, безвольно повиснув над полом. И когда Хенкок неуверенно коснулась его пальцев, она заметила, что те тоже были горячими. Прикусив губу, она поспешно обхватила его ладонь, переплетая пальцы. Замерла, не дыша – но у Луффи даже веки не дрогнули. Значит, сон его не был потревожен. Она улыбалась. Наконец, Хенкок была счастлива – вот, здесь и сейчас, она держит за руку любимого. И пусть он никогда об этом не узнает, но она все же хоть что-то сделала, чтобы облегчить его страдания. Ведь Луффи больше не метался, его дыхание стало более спокойным, болезненные стоны все реже срывались с его губ. Улыбка Хенкок стала еще более яркой и смущенной, когда Луффи, не открывая глаз, прошептал: - Спасибо. Хенкок улыбалась. И на ее губах блестели яркие слезинки.
Автор не уверен на счет исполнения, но надеется не расстроить заказчика^^"
Она действительно очень страдала. Когда ему нужна была помощь, когда он был потерян и не мог найти в себе силы пережить потерю, она не ничего не смогла сделать.
Хенкок просто боялась к нему подойти. Ей было так страшно просто улыбнуться ему, нежно коснуться волос и уверенно сказать: «Все будет хорошо». В конце концов, она боялась самого Луффи и его боли.
Его взгляд, походка, привычка сидеть, обхватив колени и голову руками – ее пугало все. Она испуганной птицей бежала от него, стоило ей только услышать его шаги в коридоре.
Хенкок впервые испытала необходимость кого-то утешить и поддержать, но оказалось, что она на это просто не способна. Что сказать, что делать – она не знала, и в злости прикусив ноготь на большом пальце, она крушила свою комнату.
Из-за своего страха и беспомощности она очень мучилась. Смелости хватало только подложить утром еду у двери его комнаты и всю ночь тревожно дежурить у порога. Она не спала, все ночное время проводя, прислушиваясь к звукам, которые доносились из-под двери. Так она наказывала себя за бездействие.
Утром она не выдерживала, и ее веки смыкались всего лишь на пару часов, но за это время Луффи успевал выйти из комнаты и исчезнуть в тени коридоров. Тарелки с мясом оставалась у порога, хотя, не смотря на свою боль, Луффи все равно был внимателен и днем, встретив бледную Хенкок, обязательно говорил спасибо за еду. Когда он исчезал в очередном большом зале, она могла позволить себе несколько незаметных слезинок, которые она тут же жестоко вытирала, стараясь осознать: как он понимал, что еду она готовила лично?
Однажды ночью она услышала стоны. Тихие, сквозь стиснутые зубы, и хриплые, будто от слез. Но Хенкок не верила, что Луффи может плакать. Из комнаты раздавались протяжные скрипы кровати, и девушка понимала, что ее любимый стонет и ворочается во сне. Ему плохо даже тогда, когда тело и разум должны отдыхать. Может, он тоже себя так наказывает? За слабость?
Не выдержав, она подошла к двери и положила ладонь на холодную ручку. Раздался очередной стон, и девушка невольно вскрикнула, отпрянув. Стало вновь стыдно из-за своего бессилия.
Но он же спит. Не будет пугающих глаз и звука голоса. Останется только она и ее любимый, который так нуждается в поддержке.
Тихо скрипнула дверь, и хрупкая фигура, обрамленная светом коридорных ламп, неслышимо проскользнула внутрь. Верная змея осталась снаружи.
Он и правда метался во сне: одеяло было сбито в ноги, многочисленные подушки лежали на полу, даже простынь была смята. А сам же Луффи тяжело дышал, с хрипом с его губ срывались стоны. Казалось, что боль его душит.
Сначала она прикоснулась вспотевшей от волнения ладошкой к его лбу: он был горячим. Убрав с его лица волос, намокший от пота, она села на колени перед кроватью. Просто смотрела на его лицо.
Он в очередной раз перевернулся, и его рука сорвалась с постели, безвольно повиснув над полом. И когда Хенкок неуверенно коснулась его пальцев, она заметила, что те тоже были горячими.
Прикусив губу, она поспешно обхватила его ладонь, переплетая пальцы. Замерла, не дыша – но у Луффи даже веки не дрогнули. Значит, сон его не был потревожен.
Она улыбалась. Наконец, Хенкок была счастлива – вот, здесь и сейчас, она держит за руку любимого. И пусть он никогда об этом не узнает, но она все же хоть что-то сделала, чтобы облегчить его страдания. Ведь Луффи больше не метался, его дыхание стало более спокойным, болезненные стоны все реже срывались с его губ.
Улыбка Хенкок стала еще более яркой и смущенной, когда Луффи, не открывая глаз, прошептал:
- Спасибо.
Хенкок улыбалась. И на ее губах блестели яркие слезинки.
Спасибо! Заказчик.